Михаил Горелик

Завтрак в раю

“Завтрак на траве” – блюдо для самых маленьких. Поэт Михаил Погарский и художник Андрей Снегирев изготовили для них книжку-игрушку, каждая страница которой разрезана на три. Таким образом, книжка состоит из трех частей, каждую можно перелистывать автономно, независимо друг от друга. В результате возникают произвольные сочетания страниц как бы трех параллельных книжек. Однако, как ни листай, все равно во всех сочетаниях воспроизводится один и тот же сюжет: кто-то кого-то кормит на травке.
Первая книжка содержит образы кормителей, вторая – кормящих, третья – фоновых персонажей.
Пример с первого разворота:

Как-то рыжая горилла *** Бегемотика кормила. *** А вокруг чижи сидели
И без умолку галдели.
В это время пес Сигнал *** Лягушонка угощал. *** И росли кругом цветы
Небывалой красоты.

Тремя звездочками я обозначаю линии разрезов. Зафиксируем первую книжку, полистаем вторую и третью:

Как-то рыжая горилла *** Поросеночка кормила *** Ну а рядом с ними мышки
Воевали из-за шишки.
В это время пес Сигнал *** Вороненка угощал *** А прозрачные стрекозы
Пили сок из красной розы.

Зафиксируем вторую книжку, полистаем первую и третью:

Как-то мудрая Тортилла *** Поросеночка кормила *** А вокруг летали птички –
Дятлы, ласточки, синички.
А заботливый шакал *** Вороненка угощал *** А две бабочки-белянки
Танцевали на полянке.

Механизм понятен? Листаем картонные странички в разные стороны и получаем картинки разнообразных кормлений с непременными уменьшительно-ласкательными суффиксами во второй книжке. Маленькие детки, в жизни которых процесс еды еще значительнее, чем у взрослых, должны быть довольны. Они идентифицируют себя с животными-малышами, а маму, папу и няню – с рыжей гориллой и прочими заботливыми шакалами.
Картинки книжки, по существу, картинки рая, где звери проводят время жизни в общей любви, невинных забавах и постоянном питании. Очевидным образом, приятным и полезным. Здесь нет места вражде и взаимному истреблению, а единственная война в райском пространстве – война мышек из-за шишек – конечно же только игра, война понарошку. “Цветы небывалой красоты” – хорошо всем известный и очевидный атрибут рая.
Один из эпизодов третьей книжки:

И сидели рядом с ними
Волки, кролики и свиньи

– перифраз знаменитого пророчества Исайи о совместном возлежании волка с ягненком. С точки зрения семантики образа зайчик и поросенок (на рисунке) вполне равносильны ягненку, но зато благодаря им открываются новые возможности в конструировании интертекста.
Помимо Исайи рисунок апеллирует к “Ну, заяц, погоди!” и “Волку и трем поросятам”. Не увидеть этого невозможно. Конфликт, разрешимый в условиях наличного бытия либо съедением зайца и поросят, либо унижением и посрамлением волка (а если особенно повезет, то и нанесением ему ощутимых физических увечий), снимается в раю полностью. Отныне волк будет есть только простоквашу и гречневую кашу, а больше ничего. Отвязный заяц перестанет глумиться над волком (в райском саду в этом занятии нет ни малейшего удовольствия) – заяц внутренне полностью полиформировался: смотрите, как нежно, как любовно гладит он красивую нежную шерстку на груди своего, казалось бы, природного (а у нас в садике иная природа!) гонителя.
Поросятам больше нет нужды заботиться о доме-крепости – они могут бесконечно кувыркаться на травке, зима никогда не наступит; что же касается волка, он (к вящему удовольствию поросят) готов принять участие в их милых играх. Если примут, а они, несомненно, примут: иди, серый, будем кувыркаться вместе. Забота о доме – это забота о завтрашнем дне. Но райское место, обустроенное совместными усилиями Погарского и Снегирева, в принципе не предполагает ни завтра, ни вчера: здесь длится бесконечное сегодня. Более того, здесь длится бесконечное утро с бесконечным завтраком, совершенно не предполагающим наступление обеда и ужина.
Любопытная деталь: на картинках в книжке нет ни солнца, ни (соответственно) тени. Ровный свет разлит везде, тень же смотрелась бы здесь какой-то неуместной бестактностью, реальностью иного мира. Кстати, теней ведь (по той же причине) нет и на иконах. Подвиг упорного прозорливца Наф-Нафа совершенно обесценивается: рай не то место, где его домостроительные таланты могут быть востребованы. Его готовность к труду и обороне, его аскетический отказ от невинных удовольствий не для этих кущей. Остается только болтать коротенькими ножками и кушать с ложечки:

Как-то мама крокодила *** Поросеночка кормила. *** А вокруг играли белки
В догонялки и горелки.

Честно говоря, я позабыл, что такое “горелки” (если вообще когда-нибудь знал) и не смог бы этого объяснить доверчивому дитяти. А догонялки, как я понимаю, – это просто салочки. Но “догонялки” подходят фонетически, кроме того, это веселое слово с понятной этимологией, так что я его одобряю.
Никогда не страдающего отсутствием аппетита поросеночка кормит вся номенклатура первой книги. Там много разнообразных персонажей, нет только свиньи. То есть нашего опростившегося Наф-Нафа кормит кто ни попадя – только не мама. То же (за немногими исключениями) относится и к прочим парам окормителей и окормляемых. Но и эти исключения не могут не порождать вопросов: почему бы доброй кобыле не кормить только жеребеночка? С какой стати она должна покидать своего младенца ради крокодильчика и вороненка? Куда делись их мамы? Куда делась мама-свинья?
Нет ответа! Остается предположить, что большинство маленьких персонажей райской страны либо сироты, либо их родителям вход в кущи заказан – должно быть, по множеству грехов. Однако осиротевшие младенцы не испытывают ни малейшего ущерба: они веселы и не страдают отсутствием аппетита. Кто бы ни кормил серого зайку – тетя лошадь или тетя крокодилиха, – он знай себе пританцовывает с тарелкой, совершенно позабыв о маме-зайчихе. Райская сторона обладает свойством амнезии: в вечно длящемся завтраке на траве нет места для прошлого с его привязанностями и воспоминаниями. При хорошем питании мама становится вовсе не обязательной и за ненадобностью совершенно стирается из памяти.
Рай был бы неполон без Адама. Пожалуйста, предъявляется и Адам. Он появляется на самой последней (завершающей) странице, как ему хронологически и положено:

Кот по прозвищу Нахал *** Олененка угощал *** Я увидел вместе их –
Сочинил про это стих.

Поэт – он и есть Адам. Он дает имена животным (Быт 2:19) и всему сущему. Художник Снегирев придал своему персонажу сходство с бидструповским Адамом. Что как бы и просилось. Наличествует в книжке и Ева. Она в номенклатуре кормящих. Зовут ее девочка Камилла. Удивительное на Восточно-Европейской равнине имя легко объяснить деткам: в раю так часто называют девочек. Однако оно обусловлено исключительно рифмой: Камилла – кормила. “Как-то девочка Камилла крокодильчика кормила”. Вообще удобное для версификации имя. Вот как раз слушаю по радио страстный шансон и не могу не подпеть – уж больно хорош:

Камилла, ты мне новое небо открыла,
Камилла, в твоем имени светлая сила,
Камилла, ты мне крылья любви подарила
И былую судьбу заслонила –
Камилла!

Наверное, это песня Адама. Кстати, и Адам, и Ева одеты. Стало быть, грехопадение уже совершилось. Но это отнюдь не привело к изгнанию из рая. Подарив крылья любви и открыв новое небо (Ис. 65:18; Откр. 21:1), добрая нимфетка Камилла возвращается кормить оставшихся без мам вороненка и крокодильчика. И грозный ангел, вращающий огненным мечом, не омрачает общей идиллии. Так что вроде бы ничего не случилось. Ну разве что дети позабыли своих родителей.