Стихия цвета  - живопись стиха.

А сквозь меня на лунном сельде

Скакала крашеная буква…

                                                                (Владимир Маяковский)

Если рассматривать слова «художник» и «поэт» в широком смысле слова, то они становятся синонимами и характеризуют творческое переосмысление действительности в любом виде деятельности. В узком смысле слова художник, творит на поле образов, линий и форм, поэт в пространстве речи и в стихии языка. Но иногда речетворцам становится тесно в потоках вербальности, а живописцам наоборот хочется привнести слова на свои полотна. И возможно именно здесь, где происходит слияние и взаимопроникновение поэзии и визуального искусства, сублимируется квинтэссенция творчества.

            Визуальное расширение вербальной составляющей текста имеет очень древнюю историю. Ещё в Библии мы читаем историю царя Валтасара, для которого на стене была начертана горящая надпись: «Мене, терес, упарсин». Пылающие буквы, безусловно, наполняли вполне обычные слова «Исчислено, взвешено, разделено» зловещим смыслом.

В древней Элладе и Риме многие поэты увлекались каллиграммами, выстраивая  из своих стихов причудливые фигуры. Франсуа Рабле писал стихи в форме бутылки. Увлекались фигурными стихами и Симеон Полоцкий, и Сумароков и Державин, и русские символисты. Само слово каллиграмма ввёл в обиход Гийом Аполлинер, издавший целый сборник с таким названием.

И уже на принципиально новом уровне к объединению поэзии, графики и живописи постоянно обращались футуристы. Велимир Хлебников призывает художников мира разработать новую азбуку и излагает своё видение некоторых букв. Вместе с Алексеем Кручёных, Бурлюком и Маяковским он предлагает Михаилу Ларионову и Наталье Гончаровой живописать некоторые стихотворения, превратив их в картины. Василий Каменский создаёт несколько «Железобетонных поэм», используя слова в качестве кирпичиков для постройки графических объектов. Маяковский разрабатывает свои знаменитые «Окна роста», совмещая шрифтовые решения с ритмическим строем.

 Спустя десятилетия их опыты будут переосмыслены и продолжены леттристами во Франции, положившими в основу своего творчества буквы.

Во второй половине ХХ века Дмитрий Александрович Пригов, вослед Каменскому выстукивает свои стихограммы на пишущей машинке, Андрей Вознесенский, развивая идеи Хлебникова и Аполлинера, экспериментирует со смыслами букв и стихофигурами, Генрих Сапгир – пишет сонеты на рубашках.

С другой стороны, и живописцы издавна использовали тексты в своих работах. Классическим примером здесь могут служить работы  китайских и японских художников, повсеместно добавляющих каллиграфически выписанные стихи на свои картины. В христианской иконописной традиции также очень широко распространено использование священного писания. Неоднократно вкрапляли тексты в свои работы и дадаисты и сюрреалисты. И, конечно же, текст играл ключевую роль в работах русского концептуализма.

Настоящая выставка это ещё один шаг к синтезу различных искусств. В представленных на ней работах осуществляется бурлящий творческий сплав поэзии и живописи, при котором 1+1 не равен 2, но всегда значительно больше. Это не просто живописные иллюстрации стихотворений и не поэтические подписи к картинам, но единое творческое горение, при котором слово вызывает взрыв цветовых волн, звук продолжается линией, гамма красок провоцирует свежие ритмы и рифмы, графический символ инициирует новые слоги. И всё это переплетается в живых импровизациях, в потоках разноцветной поэзии, в фейерверке искрящихся метафор и пенящихся красок!

                                                                                  Михаил Погарский