Действие пятое
Вечереет. Кругом видны следы многодневной пирушки. Уже небелоснежная скатерть валяется на земле, чертежи архитектора подстелены под бутылки и закуску, Гёте и Пехоркин любуются заходящим Солнцем, потягивают портвейн. У их ног прямо на камнях расположился Птица с гитарой. Архитектор лежит поодаль, на переднем плане сцены.
Птица (поёт песенку из Беранже, подыгрывая себе на гитаре) -
По безумным блуждая дорогам, Нам безумец открыл Новый свет; Нам безумец дал Новый завет - Ибо этот безумец был Богом! Если б завтра земли нашей путь Осветить наше солнце забыло - Завтра ж целый бы мир осветила Мысль безумца какого-нибудь!
Пространство вокруг стола затемняется. Оттуда доносится негромкий перебор гитары и дымок от самокрутки Пехоркина. Фигура Архитектора выдвигается на передний план.
Архитектор - А может быть и правы были Орфеевы последователи, полагая, что праведников ожидает в Аиде вечное пьянство. Может быть и так. Может быть зря на них Платон бочку катил... Вот Гёте он уже как бы понял... А Птица, Пехоркин у них это просто, как некое генетическое знание... Опьянение действительно растворяет границы... Жизнь, смерть, рождение - что сначала, что потом? Нужно умереть, чтоб заново родиться... Каждый день умирать и рождаться, как феникс... Что хорошо? Что плохо? Вот мне сейчас плохо: руки дрожат, мутит, ломает всего.., но мне удитвительно хорошо: счастливый смех подбирается к самому горлу, я не помню какое сегодня число, да и год если честно признаться не помню, все мои честолюбивые мечты растаяли, как мартовский снежок, зачем изменять этот невыразимо прекрасный мир, эти горы, и море, и облака...
О, дайте крылья мне, чтоб улететь с земли!
Нужно быть в этом мире и жить, и пить водку, и петь застольные песни, и смеяться над дружеской шуткой, и любить женщин...
А проект, ну что же пусть уж будет если есть, отрицательный опыт тоже необходим...
(Поднимается и, покачиваясь, направляется к столу)
Птица (поёт) -
Нас качало с тобой, качало
Нас качало в туманной мгле.
Качка в море берёт начало,
А кончается на земле...
Гёте (Архитектору) - Мон шер, по моему Вы уже приближаетесь к просветлению.
Архитектор (взволнованно) - Мне сейчас удивительно хорошо.., насыпьте чего-нибудь, господа. Я хочу вина, цветов, женщин! Давайте купим яхту и отправимся в Турцию! Будем есть восточные сладости, пить холодный щербет, заберёмся в гарем султана, в конце-концов. Нужно же, хотя бы раз в жизни, побывать в гареме!
Птица - Слышу ли горние звуки тоскующей лиры!
Что она хочет сказать? Не разгула ли просит и воли?
Пехоркин - Те бы всё егхоза, песнюшочки да стихахаханьки, а человех промеж прочим дело предлагае, как полагаешь, Афонь? Не век жа нам на энтих схалах сиде?
Гёте - Значит, говоришь, Турция?
Птица - О, Стамбул! О, полногрудые турчанки! О, злые янычары!
Гёте - Жизнь - должна быть произведением искусства! А основное противоречие искусства это конфликт чувства и разума. Чувство подсказывает нам, что сегодня просто необходимо уехать в Турцию. Однако оказавшись в открытом море, под огнём пограничных катеров, не пожалеем ли о минутном порыве, сорвавшем нас с насиженного места?
Птица - Всё лучшее в Мире происходило под влиянием мгновения, да и сам Мир, как я подозреваю...
Гёте - Выше должен я стремиться,
Дальше должен я смотреть.
Пехоркин - Надлежало б обмыть энто дело.
Разливают по стаканам остатки вина.Пьют. Медленно меркнет свет.
Действие шестое
Белоснежная яхта. Птица и Архитектор натягивают парус. Пехоркин возится около ящика с водкой. Гёте рассматривает морскую карту. На берегу стоят негритянки и японки, вытирая платочками слёзы.
Птица (поёт) - Прощайте скалистые горы,
Отчизна на подвиг зовёт,
Мы вышли в открытое море,
В суровый и дальний поход...
Гёте - Наша отвага, дерзость и грандиозность - разве это не толчок к развитию? Не следует думать, что развитию и совершенствованию способствует безупречно-чистое и высоконравственное. Всё великое формирует человека; важно лишь, чтобы он сумел его обнаружить.
Пехоркин - Обнарухжить энто да, энто завсехда не тах-то просто великое обнарухжить. Вот к прЕмеру, вода и водха - однохо казалось бы цвету, однахо внутри, поди ж ты кахая разница. А вот полохжим девхи, они ить, ежели тем боле с Птицей поведёшьси, очень дажа разного цвету быват, однахо внутри, исключительна друх другха напоминають...
Птица - Да ты, дед, у нас прямо философ.., Кант Таврический!
Пехоркин - Таврический энто портвейн, дурында ты птиценосая.
Гёте - Живое чувство и здравый смысл не сравнятся ни с какой философией.
Архитектор (поёт) - Мы с тобой пойдём по кабакам,
Команду старую разыщем мы,
А здесь, а здесь мы просто нищие,
Давай командуй капитан!
Птица - Курс Зюйд-зюйд-вест. Открыть бутылки! Налить по сто пятьдесят! За рождение нового Архитектора - Ура!
Негритянки - Proschai Pehorkin, We love you! Vozvraschaisy!
Японки - До сьвиданья Пехоркина! Ты очсень хоросая! До сьвидания фалось, ты тозе
очсень хоросая! Сьделай на просяние изь двух стволёв: пух-пух!
Архитектор (прикладывает ко рту две бутылки, пьёт) - Ох, девхи, девхи - жалко мне с вами расставаться. А может возьмём их с собой в Турцию?
Пехоркин - Ты я погляжу Архикушка совсем сбрендил! Хде энто видано штобы девху на корабль брать?
Птица - Ты уходишь, а цветы, посаженные тобой,остаются! Не пройдёт и года, как где-нибудь в далёком Зимбабве, или на острове Хонсю родится племя маленьких Архитекторов.
Гёте - Кто жил, в ничто не обратится...
Пехоркин - Ну што жа, с Богхом што ль?
Действие седьмое
Открытое море. Яхта. На палубе посреди пустых бутылок спят Пехоркин, Гёте и Архитектор. Птица сидит на корме и, подыгрывая себе на гитаре, поёт:
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет -
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой!
ЗАНАВЕС
|