Карьера преподавателя

Когда я учился в аспирантуре, то мне вдруг предложили преподавание высшей математики в Московском институте радиоэлектроники и автоматики (МИРЭА) на вечернем, стало быть, отделении. Конечно же я согласился. Достался мне первый курс (две объединённые группы, человек 50 не меньше) и второй (маленькая групка из 9 человек на территории завода Энергоприбор).

Первое что я сделал это отменил академический регламент - 2 часа лекция, два часа семинар. У меня стало так - 20 минут лекция, 20 минут семинар, потом опять лекция опять семинар. Почему-то я считал (да сейчас так считаю), что мой метод для восприятия был гораздо лучше стандартного. Готовился я тщательно. Залезал в книги по истории математики, старался вытащить какие-то нестандартные примеры, придумывал собственные интерпритации и разъяснения. Но иногда конечно, случались и нарушения. Случалось, что я притаскивался на лекцию после бесснной разгульной ночи и проведённого на автопилоте дня, и тогда лекция превращалась в один сплошной семинар и стояли мои студентики у доски и непрерывно решали задачки, которые я в меру своих возможностей пытался контролировать.

Самое классное были конечно экзамены. Представляете сидишь эдаким мелким властителем душ, а тебе молоденькие симпатичные студентки приносят цветочки и изо всех сил улыбаются, и ты делаешь вид, что не замечаешь как они списывают… Но бывали и казусы. На экзамен к первокурсникам ко мне пришла подмога с кафедры. И эта подмога немилосердно ставила двойки направо и налево. У меня же рука на двойку ну никак не могла подняться, и поэтому ко мне выстраивалась очередь из самых наглых и самых тупых студентов. Наконец я не выдержал и одному, который уж совсем ничего не знал объявил "неуд." К моему удивлению малыйне ушёл, а начал канючить, упирая на больную маму и предлагая  мне взятку за трояк. Вот уж взятку-то я и не вынес, выхватил у него зачётку, влепил трояк и приказал катиться отсюда к совей больной матери.

А были и совершенно класные ребята, которые провожали меня до дома и читали по дороге собственные стихи и рассказывали какие-то чудесные истории.

Отработав на этом высоколобом поприще целый год,, я заскучал и бросил это дело.

 Карьера детского писателя

В моей жизни было оченьмного случайностей. И вот одной из этих случайностей я и стал вдруг нежданно-негаданно детским писателем. А дело было так. Затевали мы тогда с моим другом Женей Стредковым выпуск литертурно-художественного альманаха "Дирижабль", искали под дело естественно, как материалы, так и спонсоров. И вот обратился я за финансовой поддержкой к моему старому университетскому другу  Паше Перепёлкину, который приуспевал в то время в одной коммерческой фирме в качестве дизайнера. Паша посмотрел посмотрел на наш замечательный альманах и сказал: "Всё это конечно, хорошо. Высокая литература и искусство. Но денег не принесёт. А вот у меня другое предложение. Мы хотим детские книжки издавать. Ты бы мог, например, придумать стихи про каждую букву?"  Я сказал: "попоробую" и через неделю притащил обещанное. Паша почитал, кому-то показал, сказал "неплохо" и заплатил мне аж 2000 рублей! (для сравнения, моя зарплата в институте была 210 рэ, а с вычетами и того меньше).

С тех пор я написал довольно много детских стихов, сказок, рассказов, придумал кучу всяких переворачивающихся книжек, головоломок, шарад, задачек и т.п. Но первый опыт в коммерческом отношении оказался самым удачным. Эта "Азбука" в разных вариациях выдержала 9 изданий и принесла мне по самым скромным подсчётам около семи тысяч долларов.

А самая лучшая на мой взгляд сказка "Между Неюом и Землёй" принесла, не считая морального удовлетворения, только хлопоты и шишки от начальства. Но самое главное конечно не в этом. Самое главное, это когда слышишь свои стихи из детских уст или когда приходит к тебе в редакцию вот такое например письмо:

"Дорогие мои!

Я уж и не собиралась больше писать, да одним хотелось поделиться. Я уже писала, что моя внучка Стася Михеева в 4,5 года уже свободно читает. Вот я и купила ей у Вас книжки Михаила Погарского. Она прочитала их от корки до корки, вплоть до последних "Михаил Погарский" и "художник…" и т.д. А потом начала сочинять сама.

Идёт Михаил Погарский по берегу. Видит, на песке рыбка лежит.

- Ты как здесь оказалась?
- Я хотела подышать свежим воздухом.
- Рыбки не дышат свежим воздухом. Они живут в воде!
- Но мне так хотелось!..
Взял Михаил Погарский рыбку, положил на ладошку, погладил её и отпустил в воду.

- Спасибо! - сказала рыбка и уплыла.

А Михаил Погарский пошёл себе дальше.

Вот такая сказка. Может подарить её Михаилу Погарскому?"

Спасибо милая Стася!  Спасибо дорогая бабушка. Ваш подарок до меня дошёл и свято хранится среди самых важных  моих бумаг.

Да-а, что ни говорите, а благодарное это дело быть детским писателем.

 Карьера издателя

Издателя из меня сделал всё тот же Паша Перепёлкин. Когда я отдал ему "Азбуку", то начал периодически позванивать и спрашивать, как мол дело-то движется? "А никак,-  отвечал Паша, - заниматься ей некому. Может быть ты и займёшься?" - "А что нужно делать?" - спросил я. "Сейчас нужно бумаги на обложку купить." - "А где её покупают?" - "Не знаю." И вот меня принимают на работу в коммерческую фирму "Эридан", кладут оклад полторытысячи против прежних  210 академических и поручают купить бумагу на обложку. Целый месяц я веду какие-то непонятные поиски бумаги. И наконец покупаю её ни много ни мало - на бирже! Покупаю задёшево но какую-то разносортицу, за что получаю крупный втык из типографии, но… Но дело сдвигается с мёртвой точки и… и тут вдруг прикрывается эта столь замечательная фирма, приютившая меня к себе. Однако, закрываясь, она передала меня со всеми моими потрохами, то бишь проектами, ни много ни мало - концерну "Вечерняя Москва", и "Азбука" вышла уже под его маркой. Ну выпустили, ну хорошо. Теперь нужно продать и продать ни много ни мало, а сто пятьдесят тысяч экземпляров! Куда? Как? Кому? Ну дали объявление в газете, ну получили наутро огромную очередь. Ну продали 1000, а что дальше? Спасло меня случайное знакомство с доживающей последние дни замечательной системой распространения "Союзкнига". Очень милые люди за вполне умеренное вознаграждение взяли у меня весь тираж, а после ещё одной небольшой подачки переданной ихнему главбуху (о как мучился я, передавая этот маленький конвертик, а она говорила, "да зечем вы это, да для чего?"). Но назад конвертик так-таки и не вернула, зато на следующий день денежка за весь тираж оказалась на нашем расчётном счету. И это был успех! После такого успеха я был принят в штат "Вечёрки" и под меня был организован издательский отдел. Я представил издательскую программу, состоящую целиком из моих книг (нужно издавать самых лучших писателей, а кто самый лучший? Ну конечно же я!). И запустил первую очередь из пяти книжечек общим тиражом 750 000 экз.! В общем были времена! Работа кипела, а я постигал все тонкости издательского дела. И поскольку всё моё издательство состояло сначала из одного человека (позже расширилось до двух), то я вынужден был делать всё: придумать коммерческую книжку, провести маркетинг, написать её (самая приятная и кстати самая важная часть работы) или сделать авторскую редакцию русской народной сказки (кроме себя я издавал ещё исключительно русские сказки, а поскольку их по большей части обрабатывал Алексей Толстой, а наследники ещё имели право, то я и делал собственную редакцию), пригласить художника, объяснить что и как он должен нарисовать, проконтролировать корректуру и вёрстку (чтобы был нужный шрифт, нужный кегль, нужный интерлиньяж, нужная длинна строки, нужные отступы слева и справа, сверху и снизу, чтобы стояли точечки над "ё", чтобы тире были длинными, а дефисы короткими, чтобы первая буквица была выделена, чтобы выходные данные были набраны правильно и т.д. и т.п.), потом черёд типографии (договориться, выторговать минимальную цену, закупить нужную бумагу, получить цветопробы, и указать все шероховатости, и наконец-то получить тираж) потом доставка, разгрузка, складирование (а это договоры со складом, опять же поиски этого самого склада) и наконец, реклама и распространение. Короче полный цикл от автора до грузчика. Частично книги складировались в нашей комнате и стояли причудливыми шестиметровыми нагромождениями за моей спиной. Постоянно чувствуя за своей спиной угрозу обвала, я придумал сюжет короткометражного фильма или быть может клипа, под названием автор: вот он сидит в своём укромном уголке и что-то пишет, вот размахивает руками и что-то доказывает художнику, вот чего настойчиво требует от верстальщиков, вот подписывает цветопробы, вот стоит в переплётном цехе и там куда ни кинешь взгляд ползут по конвейеру его книжки, вот он мокрый от пота перекидывает пачки и складывает из них маленький бастион, вот садится за стол около этого бастиона и заполняет договор на поставку и… и тут нарушается какое-то равновесие пачки с книгами падают, придавливают автора, он пытается выплыть из этого бумажного потока, но книжки всё падают и падают, накрывая автора с головой…

Обвал и в самом деле вскоре произошёл, но не там. Поменялся коммерческий директор. А с этим поменялось всё. Я даже не могу объяснить в чём тут дело. Прежний вообще не совал носа в мои проблемы, но любая посильная помощь оказывалась быстро чётко и безо всяких проволочек. С новым директором появился жёсткий учёт и контроль. Ставились какие-то непонятные сроки. Планировались совершенно невразумительные доходы. Прерывались прекрасно налаженные связи и т.д. и т.п.

В общем промучавшись с новым директором пару лет, я к обоюдному нашему удовольствию ушёл из "Вечёрки".

 Карьера мелкого торговца

Частью нашей издетельской работы была продажа мелкооптовых партий различным мелким торговцам, торгующим преимущественно по электричкам. Один из них приходил к нам ежедневно и так вкусно расписывал свои успехи, что моя любопытная душа не выдержала и решила освоить и это как мне тогда казалось весьма прибыльное дело. Ибо по моим подсчётам этот мелкий торговец зарабатывал за одну неделю столько же сколько я за месяц. Сказано сделано. Набираю две сумки собственных книг и вместе со своим товарищем, чтоб было не так страшно отправляюсь на торговый промысел. Покупаем мы с ним билеты, аж до самого конца. И вперёд. Кричим. Нахваливаем товар. Цены заявляем совсем ничтожные. Не берут. Что такое? В чём дело? Мы и так, мы и сяк - не берут. Наконец в одном вагоне какая-то тётенька клюнула - купила один комплектик. Ну мы радостные вперёд. Сейчас дело пойдёт. Сейчас мы заработаем как следует… Но… Но тут в тамбуре нас останавливает компания бритоголовых зайчиков и тихо мирно спрашивает: "А вы от кого работаете, мужички?"  Ну чувствую влипли. "Да, мы. Да это рекламная акция "Вечерней Москвы".  Мы тут так сказать проводим исследование." - "Какое на хрен исследование! Тут люди деньги зарабатывают, понятно?! Если плохо понятно, то можем и по другому объяснить. Чтоб больше на этой линии мы вас не видели."

Мы люди понятливые. Нам два раза говорить не надо. Погрузили мы свои монатки и на обратную электричку. Там уже безо всякого настроения продали на свой страх и риск ещё пару комплектов и домой. Общий итог, с учётом купленных билетов - минус 10 500 рублей (10 р. 50 коп. По новым деньгам).

Вот так вот. Каждый сверчок знай свой шесток! Рождённый летать не умеет ползать. Из хорошего писателя скверный торговец.

 Карьера продажного журналиста

В надувательстве группы  российских граждан, доверивших свои деньги компании "Тибет",  есть и мой невольный грех. Каюсь. Директор этой компании Володя Дрямов, был мой хороший знакомый и дело у него двигалось до всех этих пирамидальных авантюр довольно неплохо. Была сеть магазинов, какие-то заводики и т.п. Очень он мне казался основательным и я даже в мыслях себе не имел, что собирается он обобрать наших обывателей, падких на лёгкую денежку. Я даже брату своему посоветовал туда лишние деньги вложить, и брательник мой прогорел вместе со всеми.

Да, а грех мой был в том, что писал я заказные статьи (под псевдонимом Петров) для этого концернушки, расхваливая его разумеется на все лады и призывая граждан обогатиться. А Тибет в оплату за такие услуги финансировал одно время наш альманах "Дирижабль" и проспонсировал мне книжицу "Излишняя жизнь", в которой до сих пор красуется объявление, что АО "Тандем" (подразделение "Тибета") принимает вклады от населения с выплатой дивидентов в размере 30% в месяц. Кто ж знал, что всё так обернётся-то.

Последняя статья была самой серьёзной. Там я нападал на решения правительства притормозивших деятельность "Тибета" и ему подобных. Консультировал и правил статью один известный академик, про которого говорили, что он якобы премьер-министр всей теневой экономики. Разъезжал я в то время по Москве на серебристом тибетовском линкольне курил дорогие сигареты и чувствовал себя весьма важной персоной. 

Закончилось всё это известно как. А я с тех пор как-то перестал интересоваться продажной журналистикой. И писал в газеты только изредка и только о том, о чём хотел.

Карьера непродажного журналиста

И вдруг мои занятия журналистикой получают совсем неожиданный всплеск. После того как и написал и издал довольно хулиганскую книжку "Краткий словарь алкогольных терминов", мы решили разослать её по всяким разным журналам, в надежде на какие-нибудь отклики. Собственно отзывы вскоре появились и весьма надо сказать лестные и в "Московском Комсомольце", и в "Комсомольской правде", а "Книжное обозрение" даже сделало со мной интервью на целую полосу, но об этом позже. Два самых замечательных отклика пришли ко мне, как ни странно, от сугубо политических журналов:"Эхо планеты" и "Новое время". Эти журналы ни много ни мало, а заказали мне статьи на столь понравившуюся им тему. И вот я, впервые в жизни писал для солидных журналов о всяческих нюансах пития, о курьёзных случаях, связанных с этим делом, и т.д. и т.п. Надо заметить весьма даже и неплохо получилось и всем понравилось. Я, разошедшись, накатал ещё одну большую статью для родной "Вечёрки", статья понравилась и должна была пойти, но… потом отложили, потом туда сюда, ну, так короче, и осталась в столе… 

 Карьера литературного редактора

В 1990 году мы с моим другом Женей Стрелковым и его товарищами из Нижнего Новгорода затеяли издавать литературный альманах "Дирижабль". И с тех пор по настоящее время я являюсь его со-учредителем и чем могу, стало быть, помагаю. Вообще самое лучшее в редакторской работе это презентации новых номеров. Сидишь себе на почётном месте и с умным видом несёшь полную ахинею, а тебе так трогательно внимают и даже иногда хлопают в ладоши. Потом начинаются дружеские тосты. Раздача автографов. Интервьшечки разные ну и прочие радости жизни.

Но это такая творческая редактура, а была в моей жизни и редактура подённая. Когда дали мне для литературного выправления такой славный журнал "Воздухоплаватель России". Заломил я за эту работу какую-то совершенно сумасшедшую цену, ибо заниматься всем этим было мне очень лениво, да и специалистом по правильности речи я себя отнюдь не считал и до сих пор таковым не считаю. Но люди оказались настойчивыми. Цена их устроила. И вот я несколько вечеров подряд, больше полагаясь на вкус жены чем на свой собственный, правил статьи заслуженных навигаторов, шаростроителей и воздухоплавателей. Весёлое было занятие.

Карьера итервьюэра

Когда мы с Женей решили выпускать альманах, то стали думать, кого бы нам ещё привлечь для участия. Вообще говоря, для нас в то время (впрочем как и сейчас) писателем N 1 был Андрей Битов. Ну вот его-то и нужно привлечь. Но как? Дело в том, что в то достопамятное время я вообще ни одного живого писателя не видел. Нет, встречал конечно людей пишущих, но чтобы Писатель, чтобы были книги… А уж Битов! Это было что-то такое недосягаемое и невозможное. Но как известно, наглость города берёт. И вот я направляюсь прямым ходом к справочному киоску (были тогда ещё такие киоски), и прошу мне дать адрес Битова Андрея Георгиевича, меня спрашивают год рождения и место рождения - я без запинки отвечаю 1937, Ленинград. И вот, заплатив 20 копеек, я через 20 минут получаю заветный адрес. Дальше проще: звоню 09, называю фамилию, называю адрес и получаю номер телефона. Звоню: я такой-то такой-то, мы собираемся делать альманах, хотим взять интервью. Битов говорит какую-то туманную фразу типа: "Будь вы каким-нибудь "Огоньком" или "Юностью" отказал бы, потому что сейчас очень занят, но вам как-то не могу. Короче, приходите." Вызываю Женю из Нижнего, покупаем коньяк и две полуторачасовые кассеты к диктофону и шпарим на Краснопрудную. Андрей Георгиевич встречает нас с какой-то газетой в руках и начинает что-то такое читать про постмодернизм. Вскоре завязывается очень оживлённый и по большому счёту интересный разговор и, исписав первую кассету, мы достаём коньяк, оказалось не пьёт… коньяк (давление) и приносит собственную водку, из закуски только пара пакетиков чипсов. Я сижу на какой-то маленькой стремяночке… Вскоре и вторая кассета кончается и мы говорим уже просто так, не заботясь ни о каких интервью. Удивительным было взаимопонимание. Обсуждалось конечно же всё подряд, но ведь важно не что обсуждается, а как. Из того далёкого разговора у меня почему-то отложилась всего одна фраза: "Вот вы к этому раньше меня пришли, то есть по времени-то конечно позже, а по возрасту - раньше…"

Обрабатывал это интервью Женя Стрелков (поскольку диктофон был его). Решили убрать из него все наши вопросы и реплики - только Битов. Получилось классно. Теперь по нашим понятиям, нужно было согласовать интервью с автором (напоминаю что мы впервые в жизни занимались журналистикой). Договариваемся. Битов только что вернулся из Германии и вскоре опять куда-то улетает но вот такого-то можно. Из Нижнего приезжает уже целая делегация: Женя, Лёха Циберев и Таня Ионкина. Все хотят видеть живого классика. Тащимся в Переделкино. И вот тут уже начинаем блукать, никто не обратил внимание на сокращение пр. у слова Железнодорожный и вместо проезда мы ходим взад вперёд по одноимённой улице. Раздаются шутки типа "Битов не Битова ведёт", но это делу не помогает. Наконец, на почте где все обо всех должны всё знать (так и в самом же деле знают) нам указали, и мы пошли. Я узнал его по ноге выглядывающей из-за угла дома. Это была нога очень уставшего человека, и это была нога Битова. Я не ошибся. Мы уселись за огромный овальный стол на улице. И снова завязался разговор о всяких там культурных пластах и прочих мировых вопросах. "Может быть водки?" - предложил вдруг Андрей Георгиевич. "А у нас есть" - тут же обрадовался Лёха. "Да дело-то не в этом." - "Почему, у нас очень хорошая водка Арзамасская, это одна из лучших водок." - "Смотри, Пусь, - обращается Битов к своему другу, - оказывается нормальные люди, а то всё культурный слой, культурный слой… а как зашла речь о водке, у нас, говорят, самая лучшая…"

В тот же день мы с Женей решили поехать в Ленинград к Резо Габриадзе и попросили у Битова рекомендательное письмо. Этот замечательный документ стоит того, чтобы привести его полностью: "Резо! Это ребята из Нижнего Новгорода. Прими их и если сможешь, покажи спектакль.  Они хорошие и к тем людям, что мурыжат нас с Зайцем никакого отношения не имеют, и вообще о них ничего не слышали, что и подозрительно.  А.Битов"

После этого я ещё брал интервью у космонавта Джанибекова для "Воздухоплавателя России". А потом полностью переключился на самого себя. Дело в том, что не один интервьэр  кроме тебя самого толком не знает о ч ём ты хочешь в данную минуту поговорить. Поэтому жанр автоинтервью, по-моему, просто замечательное дело. И вот, включившись в эту забавную игру, я сделал никак не меньше двух десятков интервью с самим собой, скрываясь за всевозможными псевдонимами или отдавая их на редактуру какому-нибудь маститому  журналисту.  Вот, например, отрывок одного из самых первых моих автоинтервью, в котором речь шла о только что вышедшей "Азбуке" ("Погостите в алфавите" Вечерня Москва 17 ноября 1992 г.):

"Маленький читатель очень взыскателен и консервативен. Дети почти всегда с опаской относятся к чему-то новому. Они готовы слушать одну и ту же сказку по нескольку раз, и Боже упаси вас изменить в этой сказке хотя бы одно слово. Они хотят отдохнуть от обвала информации, который обрушивается на их крохотные головёнки и с удовольствием слушают что-то знакомое, не сулящее никаких подвохов. Поэтому, как мне кажется, писать для детей нужно в самом традиционном, проверенном поколениями стиле. Любые эксперименты в области формы, любые нестандартность и оригинальность могут быть восприняты в штыки маленьким ценителем литературы.

Мы навязываем детям своё видение мира. Они познают жизнь по игрушкам, сказкам и мультфильмам. Как сказал А.Г.Битов: "Дети наши уже живут в мире, где зверей-игрушек в тысячи раз больше, чем зверей-зверей". И поэтому игрушечный мир должен хотя бы немного походить на всамделишный. Так, чтобы нельзя было перепутать медведя с котёнком, а бегемота с бульдогом."

  А вот была ещё такая хвалебная статья в мой адрес, мной же и написанная и опубликованная в "Вечерней Москве" под псевдонимом. ("От детской песочницы до заоблачной элиты" ВМ 24 июня 1994 г.):

"Поэт и писатель Михаил Погарский пишет в самых разных жанрах: от стихов для детей до глубокой философской прозы для узкого круга интеллектуалов.

Я давно и с большим интересом слежу за творчеством Михаила Погарского (почему бы и не последить за собственным творчеством?(Примечания в скобках сделаны как вы наверное догадались 5 лет спустя). И несмотря на то что, казалось бы, знаю его от и до, каждая новая его книга заставляет меня удивляться (отчего в самом деле не удивиться собственной книжке? Честное слово не только книга, но и просто   новая, только что написанная  фраза часто приводит меня в восторг или ставит в тупик). Диапазон творческих поисков и находок Михаила Погарского необычайно широк. Тысячи малышей узнают из его книг, что такое буквы и числа, как определять время и ориентироваться по странам света. И скажу честно, что последним толчком к этой статье явилось то, что сегодня утром моя семилетняя дочка декламировала дяди Мишины стихи просто так ради собственного удовольствия (вот это - враньё, толчком явилось совсем не это, и декламировала стихи вовсе не моя дочка, а соседская),

Прошло какое-то время после выхода его "малышкиных книжек", и он приносит мне свою философскую сказку "Между Небом и Землёй", вновь вызывая удивление и восхищение. Посудите сами - изложить на сорока страницах мифологическую историю возникновения и становления Мира! И всё это в увлекательном сюжете с подвигами и приключениями.

А вот уже книжка совсем иного плана, содержащая десятки забавных шарад, переплетённых в замысловатые кроссворды. Каждый настоящий поэт очень любит пробовать слова на "вкус", разбивая их на слоги и отыскивая в них необычные значения и скрытые корни, но далеко не всем с такой лёгкостью удаётся "жонглировать" слогами, как это получилось у Миши в его замечательном "Лекарстве от глупости",

Но перейдём от детской литературы к более серьёзным текстам. Передо мной две его "взрослые" книги: "Камера хранения" и "Излишняя жизнь", своеобразный маленький двухтомник. Первая книга - это своего рода лирический дневник, где автор является основным героем своих произведений. С полной открытостью и пронзительным лиризмом описаны искания неустоявшейся раздвоенной души. Каждый текст этой книги не только изобилует психологическими и философскими находками, но и является вместе с тем ярким поэтическим откровением. О второй книге следует, видимо, сказать более подробно. И ниже я просто привожу по памяти часть нашей беседы об этой книге.

- Насколько я понимаю, "Излишняя жизнь" - это твоя попытка разобраться с окружающим миром, выявить для себя то главное, что и кто тебе необходимы в нём?

- В общем-то, конечно, так. Только всё-таки мне интересен не Мир сам по себе, но я в этом Мире, то есть Мир, который я увидел или даже придумал. Эта книга действительно помогла мне постигнуть какие-то новые связи, которые соединяют меня с внешним Миром и которые ни в коем случае нельзя обрывать. И из всех текстов, опубликованных в книге, для меня в этом смысле наиболее важна и дорога "Объяснительная записка". Я писал её на одном дыхании - так, как обычно создаются стихи, когда каждая строчка зовёт за собой другую, когда случайное слово или даже часть слова воскрешают в твоей памяти человека и этот человек тут же становится участником событий, происходящих на белом листе.

- Лично мне больше всего понравилась последняя часть твоей "Излишней жизни", где ты легко, эдаким пунктирчиком излагаешь свою биографию. Когда я читал эту часть, то многие сцены просто вставали перед глазами. А вот центральный текст книги, который называется "А", остался для меня не совсем понятным, хотя отдельные места и мысли там, безусловно, очень интересны.

- Да, возможно, публикация этого текста - редакторская недоработка (здесь уже идёт своеобразная тройная игра, поскольку эта книга, блин, моя и редактор тоже я). На самом-то деле текст "А" - это часть произведения, которое называется "История буквы" и является своеобразной метафорической проекцией алфавита на душу и разум человека, алегорической попыткой рассказать о становлении азбучных истин в нашем сознании.

- По видимому, в чём-то близка этому тексту и маразматическая рапсодия "Люди и Ураганы"?

- В чём-то, конечно, близка, хотя здесь хаос и нелепость присутствуют в реальной жизни, а главное мне хотелось показать, что абсурдность, присущая нашему миру, обладает определённой красотой и поэзией, и тот маразм, с которого начинается текст, выливается в конце-концов в "симфонию лунных капель", которую никто не слышал, но зато слышали о ней и это уже не мало."

Собственно, последний абзац стал для этих книжек почти пророческим: их никто не читал, но зато читали о них, что конечно же уже не мало…

 Не откажу себе в удовольствии процитировать с небольшими сокращениями ещё одно автоинтервью ("Своей собственной головой" ВМ 27 декабря 1994 г.):

"- Что представляет собой новая "Азбука"?

- Получилась очень изящная и, я не побоюсь этого слова, роскошная книга: твёрдый переплёт, плотная бумага, цветные иллюстрации, сделанные замечательным нижегородским художником А.Щепиным, короче, это первая из моих книг, которая удовлетворяет все мои претензии.

"Азбука" состоит из четырёх разделов: в первом рассказывается о буквах, во втором - о числах, в третьем - о единицах времени и в четвёртом - о простейших географических понятиях.

- Давайте в честь "Вечерней Москвы" зачитаем стихи на буквы "В" и "М":

                "В" округла и важна.
               "В" для многих слов нужна:
               Для ведёрка и волны,
               Ветра, волка и весны.

 А теперь про "М":

                Буква "М" поймала мышь,
               Говорит: "Зачем мычишь?".
               Ошибалась буква "М",
               Не мычала мышь совсем.

 Кроме стихов о буквах, в "Азбуке" даются также небольшие упражнения, помогающие детям научиться читать. Для буквы "Р" вот такое, например:

                Букву "Р" возьмёт "ОСА" -
               И получится "РОСА".
Ну и так далее.

- Сколько же стоит такая "АЗБУКА"?

- Я думаю, что в магазинах она будет стоить около 7 тысяч, и это при минимальных накрутках. Инфляция поставила все издательства в очень тяжёлые условия. Полиграфические услуги ежемесячно возрастают в среднем на 30%, и себестоимость книг, изданных весной, в два, а то и втри раза ниже, чем у тех книг, которые только что выходят. Соответственно новые книги для того, чтобы иметь спрос, должны по своему качеству намного превосходить своих "дешёвых" конкурентов. А вот скажем у нас в Красногорске до сих пор продаются некоторые издания по цене 1 рубль! Представляете, как на этом фоне выглядит цена в несколько тысяч? Ведь между ними, по сути, такая же разница, какая была леи 10 назад между ценой на книгу и на машину!

- Вы пишите не только для детей?

- Да я выпустил также и несколько своих взрослых книжек. Ну вот совсем недавно вышла моя довольно озорная книга "Краткий словарь алкогольных терминов". Кстати, после этой книги меня стали упрекать в пропаганде алкоголя, хотя я просто-напросто зафиксировал в ней определённый пласт языка. Я вообще никогда бы не взял на себя ответственность пропагандировать чтобы то ни было.И единственное, к чему я могу призывать, это к самостоятельным суждениям, к думанию своей собственной головой. У человека должно быть своё личное мнение по любому вопросу: будь то глобальная политическая проблема или задача о том, как разделить 40 градусов на трёх неизвестных. В своих книгах я гораздо чаще ставлю вопросы, чем отвечаю на них. А если и отвечаю, то при этом всегда помню, что это именно мой ответ, а для кого-то другого он просто-напросто может не иметь смысла.

- Как же уживаются в вас, казалось бы столь разные жанры?

- Когда я играю с детьми, то и сам немного становлюсь ребёнком, а когда играю во взрослые игры, то стараюсь не заглушить в себе это незамутнённое детское восприятие мира."

С этим интервью случилась как мне помнится одна забавная история. Дело в том, что я довольно плохо читал родную газету. Можно сказать, что кроме собственных статей я в ней почти ничего не читал. А в этом номере было опубликованно сразу два моих материала. И вот наткнувшись на один, я как-то умудрился совсем не заметить второго. Естественно жду, просматриваю газету за газетой - нет. Я к ответственному секретарю: "Что за дела? Почему мой материал не публикуется?" - "Да мы же вроде опубликовали?" - "Это был другой. А этот ещё не публиковали."  Секретарь берёт под козырёк и материал публикуется вторично. И только тут мне мои сотрудники, говорят что это уже было. "Ёлки-палки! Где? Когда?" - "Да там-то и там-то." - "Мама дорогая! Вот уж действительно тех людей которые хотя бы иногда не читают газеты надо убивать на месте." Впрочем ничего страшного не произошло и моя карьера автоинтервьюэра от этого не пострадала.

 Следующее довольно большое интервью, посвящённое "Краткому словарю алкогольных терминов" я сделал для "Книжного обозрения"  и думаю, что оно достойно публикации безо всяких сокращений. Итак («Книжное обозрение» N 8 от 21 февраля 1995 г.):

- Михаил, как вы докатились до такой жизни?

- Как говорят алкоголики, выпивая коньяк после хереса. «Через терпкое к звёздам!». Или лучше скажем вот так: «Путь мой был игрист и забулдыжен!». Начался он в Московском университете, где, помимо изучения математического анализа, я проводил сравнительный анализ цен и качества всевозможных вин и наливок, воспевая это славное занятие в стихах и поэмах. Окончив МГУ, аккурат в год антиалкогольного указа, я попал на Красногорский механический завод, на котором стал примерять свою инженерную мысль к проблеме усовершенствования  самогонных аппаратов и на всю катушку использовать компьютеры для увековечивания своих «гениальных» стихов и рассказов. Но моя утончённая натура не выдержала сурового режима заводской дисциплины и я ушёл в Институт машиноведения, дабы погрузиться в проблемы разрушения композитных материалов. Параллельно написанию диссертации по этой сугубо научной тематике я развлекался составлением композиций на основе портвейна и пива и изучения их влияния на разрушение организма. В то же время принимал посильное участие в создании Нижегородского альманаха «Дирижабль», которому удалось таки взлететь и до сих пор ещё не опуститься. Естественно, космические перегрузки, обрушившиеся на мою бедную головушку, вызвали соответствующую реакцию, и я, «остепенившись», поставил крест на занятиях наукой и полностью ушёл в глубины «чистого искусства». И тамЮ видимо, кармически склонный к раздвоению, я снова ударился в две совершенно разные области, а именно: в детскую и элитарную литературу. На этом поприще я издал семь книжек для малышей и три - для интеллектуалов.  Замечу, что полярные области меня всегда чем-то привлекали. И я никогда не любил тихую середину. Для меня одинаково приятно обращаться и к ещё незамутнённому детскому сознанию, и к высоколобым умникам, которым удалось вырваться из мути повседневности. Даже в обыденной жизни я всегда тяготею к крайностям. Кстати сказать, помимо своего магистрального шествия в обнимку с литературой и наукой, я действительно успел перепробовать кучу всевозможных занятий: был дворником, сторожем, грузчиком, комендантом общежития, ремонтником трамвайных путей, строителем, преподавателем вуза, и вот, наконец, уткнулся под крылышко «Вечерней Москвы» и стал издателем. Естественно, столь богатый опыт требовал какого-то обобщения. Оказалось, что алкоголь в этом вопросе является поистине гениальным синтезирующим средством. И самые что ни на есть различные люди находят точки соприкосновения за стаканчиком доброго вина. Вот я и попытался создать книгу, охватывающую слой языка, который возник в этом жизненно важном процессе пития.

- Так о чём ваша книга?

- В первую очередь я пытался создать книгу для чтения, и поэтому её построение не совпадает со структурой академических словарей, хотя, разумеется, я не избежал определённого пародирования академических исследований. Вся книга закручена вокруг действия: «выпить». В первой главе к этому поистине «золотому» глаголу я привожу около 600 синонимов, подкрепляя их примерами употребления в жизни и литературе. Далее представлены краткие характеристики употребляемых у нас напитков, здесь я  старался разбить сухие цифры процентного содержания алкоголя и сахара менее скучной информацией о том, как пьют гуталин, например. Более того, я включил в этот раздел шутливый цикл вино-водочных лимериков приблизхительно вот такого содержания:

                Однажды портвейн из Порто
               Увидела трезвая морда.
                    Конечно, купила,
                    Конечно, испила,
               И вот уж не трезвая морда.

 Следующий раздел посвящён вопросам: «Выпить где?», «Из чего?», «С кем?». Здесь я привожу синонимы к таким понятиям, как  «Питейная точка», «Пьяный человек», «Алкоголик», рассказываю о правилах пития, принятых в светском обществе, объясняю что  из чего следует пить; помимо общеизвестных истин, типа: «Пунш следует пить из серебряного кубка», включаю и такие, ещё   до конца не устоявшиеся  нормы, как: «Парфюмерию, аптеку и техпродукцию надлежит употреблять из баночки из-под майонеза. Ибо более приличная посуда навсегда будет запачкана стойким запахом, а менее приличная (пластмассовый стаканчик) просто разъедается к чертям собачьим»,

В словаре описываются некоторые поводы для выпивки и расшифровываются редкие специальные понятия: например не включённые в физические словари единицы измерения эффективности приобретаемых продуктов, такие, как «бух» (равный градусу на литр) и «бухнарь» (выраженный в рублях, поделённых на «бухи»). Эти весьма удобные единицы хорошо помогают при выборе алкогольного напитка. Используя их, мы, мы например, выясним, что пол-литра водки содержат 20 «бухов», «фугас» (0,7 л) портвейна всего-навсего 13,3 «буха», т.е. первый вариант гораздо «бухаристее» второго, однако, если привлечь сюда ещё и стоимостной анализ, то выяснится, что они будут примерно одинаково стоить в «бухнарях» при цене водки 4000 рублей, а портвейна 2660 рублей.

Ну и под занавес в словаре приводится небольшая коллекция изречений о смысле и бессмыслии пития.

На протяжении всей книги я старался, чтобы известные всем вещи заиграли какой-нибудь новой гранью, а то что придумывалось мной, не вызывало отторжения и казалось давно знакомым и близким. (Кстати сказать, спустя 5 лет я вижу, что эта попытка вполне удалась, ибо в новых очень толстых и солидных изданиях по алкогольной тематике я часто встречаю примеры народных выражений взятые из моего словаря (разумеется безо всяких ссылок), причём отлично знаю, что я как раз и был тем народом, придумавшим ту или иную прибаутку)

- Будет ли продолжаться работа над словарём?

- Безусловно. Процесс расширения этого словаря неостановим, как сама жизнь. Буквально вчера я прохожу мимо какой-то палатки и читаю: «Наша водка хороша, от неё горит душа!» Ну, как же тут остановишься? Как можно остановиться, если в соавторах у тебя почти всё взрослое население страны?! Вот я и продолжаю работу над словарём. И у меня  уже сейчас накопилось материала на книгу гораздо большего объёма.

- Ваше отношение к алкоголю на практике?

- Я бы сказал, что у меня очень трепетное отношение к вину. И я, как и любой настоящий эстет, подхожу к этому вопросу не с позиций вреда или пользы, а следуя за Гилбертом Честертоном из соображений этичности возлияния. И тут я даже сформулировал вот такой категорический императив: «Пить надлежит только в радость». А вот заглушать вином горе - это нехорошо. Это губительно для души и аморально. Но с другой стороны аморально тормзить подъём своего анстроения отказом от вина, думая о его возможном вреде для нашего драгоценного организма. На мой взгляд, в вопросе пития, как и во всех остальных вопросах, следует смело провозгласить примат души над телом. А поскольку духовный рост для меня синонимичен движению к радости, а не к страданию, то и вино это отнюдь не кровь Христова, но точудо, которое Он совершил с водой, дабы не умолкло веселье на свадьбе Кане. Да что там далеко ходить, любые приключения и истории, как правило, начинаются с изрядного возлияния. Вспомним хотя бы замечательный новогодний фильм: «Ирония судьбы, или С лёгким паром!» Не было бы счастья не напейся человек! И вообще, с точки зрения эстетики, жизнь богатая приключениями, гораздо выше застойного и тихого существования. Человек, в отличии от животного, должен стремиться не к выживанию, а к красоте. Хотя, впрочем, некоторые животные отнюдь не чураются украсить свою жизнь доброй порцией алкоголя. Пристрастием к вину в особенности отличаются медведи. Известен случай, когда в США на границе двух заповедников сошёл с рельсов поезд с зерном, которое под воздействием весенней влаги и тепла вскорости забродило. На эту лакомую дармовщинку со всей округи стянулись целые стада медведей, не просыхающих там днями и ночами. Прямо как в сказке: «Ехал поезд, просыпал пшено, прибежали медведи, поклевали, поклевали и... упали».  Да и среди других животных мало найдётся видов, которые отказываются от спиртного, разве что коты, предпочитающие всему остальному валерьянку.

- На какого читателя рассчитана книга?

- На очень обширную аудиторию. Разумеется не на тех, кому бы лишь напиться да забыться, и не на тех, кто живёт под лозунгом: «Трезвость - норма жизни!». Я думаю, книга будет интересна тем, кто любит посидеть в весёлой компании, побалагурить, пропустить стаканчик-другой. Для тех, кому не безразлично, что он пьёт, из чего и с кем. И в первую очередь для людей, которые интересуются движением и жизнью нашего языка. Я, кстати, думаю: чем больше будет у нас таких людей, тем богаче и одухотворённее будет наша страна, ибо глубоко убеждён, что жизнь языка в огромной степени влияет на жизнь нации. Сегодня язык подминается под нужды научно-технического прогресса. Ежедневно происходит его постепенное упрощение и выхолащивание. Практически исчезли из печатных текстов строгие правила переноса и пресловутая буковка «Ё». И наши дети, проникающие в язык не только через разговор, но и через книги зачастую начинают говорить «елка» и «ежик»  именно так как это написано. Я, честное слово, очень болезненно переживаю пренебрежение этой буквой и бью тревогу по этому поводу везде, где только можно. Даже в в своей новой «Азбуке», которая вышла следом за «Словарём алкогольных терминов», я посвятил этой букве вот такие стихи:

                Ой, как ёкнуло сердечко
               У трусишки буквы «Ё»,
               Показалось ей, что ёжик
               Скушал точечки с неё.

Сейчас конечно невозможно вернуть ни звательный падеж, ни двойственное число, ни яти, ни фиты, но надо попытаться сохранить хотя бы то, что есть. И не подчиняться нуждам НТР, а, наоборот, использовать её достижения как можно шире. Меня, например, очень радует, что с компьютеризацией издательского процесса открылись просто неисчерпаемые возможности при выборе гарнитур и шрифтов, однако, пока ещё мало кто стремится к использованию этих возможностей. В книгах, как и винах, всё должно быть прекрасно: и содержание, и оформление, и читатель. Я, например, очень внимательно отношусь к оформлению и всегда обсуждаю с художниками и  макетировщиками, как лучше сделать то или другое.

У меня возникла вполне естественная идея - оформить словарь с использованием элементов этикеточного дизайна. Я нашёл весьма богатую коллекцию этикеток, отобрал из неё те, что мне были нужны, и вставил их в тексты, причём все они уже стали раритетами (водка за 3,62 и 4,42, спирт за 5,87, «Солнцедар», «Сидр», «Советское виски» и т.п.) Колонтитулы в словаре вставлены в кольеретки  (Кольеретка  - это такая маленькая этикеточка, которая подобно колье надевается на горлышко бутылки). Ну и обложка, конечно, выдержана  в том же стиле. Я просто-напросто спародировал обычную этикетку, вписав вместо параметров вина характеристики словаря. Из этой этикетки можно узнать, что словарь получился «чёрно-белый», неординарный, серьёзностью 42%, ёмкостью 96 страниц, и что наполнен он на Московском заводе винофилологии. Кстати, многие не поняли этой шутки и спрашивали меня, что это за завод такой? На что я, постукивая пол голове,  отвечал: «Да вот кругленький такой неказистый заводишко».»

А это совершенно блестящее на мой взгляд и даже не интервью, а монолог по поводу издания одной миниатюрной книжки («Вечерняя Москва» 24 января 1996 г.):

«Мастерская  «Homo volaticus» (что в переводе с латыни означает - «Человек  летающий») выпустила уникальную книжную миниатюру под названием «Черновик Михаила Погарского» (формат 48х33 мм, тираж 95экз.)

Слово автору «Черновика»:

На мой взгляд, все черновики гораздо интереснее и живее, чем вылизанные и приглаженные окончательные варианты стихов и текстов. Черновик - это стих в процессе рождения... поэтическое движение... полёт... А конечный результат - это уже статика... приземление... фотография полёта...

Если же говорить об этом конкретном «Черновике», то здесь собраны стихи ещё до своего рождения. Нераскрывшиеся куколки будущих поэм и рассказов. Поэтическая мешанина из случайных образов, уединённых строк и одиноких метафор, оголённое сердце грядущих творений. Некий материал, из которого потом что-то такое может получиться, а может и ничего не получиться. Но его существование само по себе уже представляет определённую ценность. И мне хотелось сохранить этот материал неизрасходованным.

... Как говорится: «Первая строка от бога, а остальное - дело техники». Так вот, здесь как раз и собрано то, что умудрилось избежать технической доработки. Хотя само собирание и упорядочивание этого материала тоже своего рода доработка. Но это совершенно особый жанр, который, наверное, в чём-то близок к оглавлению. Своеобразное оглавление к несуществующему сборнику.

Когда возникла идея издать этот материал, я задумался об оформлении. И тут мне попался в руки «Апокалипсис» Альбрехта Дюрера. Я был поражён тем, насколько близки некоторые фрагменты этих средневековых гравюр к моим нераспустившимся стихам. С другой стороны, созерцание дюреровских сюжетов вытаскивало откуда-то из глубины души новые звуковые образы и строки. Получился некий симбиоз из иллюстрирования  слов и озвучивания художественных символов.

Небольшой поэтический комментарий, включённый в книгу, содержит строки, приоткрывающие занавес над основной идеей «Черновика»: «Что эта книга? Кто её создал? Великий ли Дюрер? Беспечный ли ветер? Безудержный случай ли? Или же не вдруг произошло извержение поэтического вулкана, давно дремавшего в моей душе?.. Обломки строк. Осколки состояний. Куски апокалипсиса Дюрера. И ветер! Ветер, лающий повсюду. Горячий ветер, нагоняющий слова и предвещающий космическую бурю, - се эта книга... Я ли проиллюстрировал средневекового гравёра?